Светлана бодрова биография, Биография жены Сергея Бодрова – Светланы Михайловой
И в сумке лежала совсем потрепанная записка, которую я ему писала еще в Петербурге, когда он снимал «Сестер». Всех люблю на свете я! Балабанов считал, что погиб вместе с группой Бодрова. Вскоре выяснилось, что Кушнереву требовалось срочно возвратиться в Москву. В общем, он без боя подписал все эти документы, и всё.
Он уезжал в Северную Осетию на съемки своего фильма «Связной». Вечером сошел ледник. До сих пор человек считаются пропавшими без вести.
В их числе — Сергей Бодров. Она не могла смириться с тем, что его больше нет. Светлана летала в Северную Осетию каждую субботу, сама участвовала в поисковой операции. Неоценимую помощь ей оказал тогда Константин Эрнст. Он по своим каналам обеспечил прибытие техники и продолжение поисков. Официально перестали искать людей лишь через два года, в С момента его исчезновения прошло уже 20 лет. Она растит детей, гордится их успехами, видит в них продолжение любимого.
И по-прежнему скучает.
Вопреки всем домыслам и газетным статьям, она так и не смогла смириться с утратой. Сергей Бодров стал ее последним мужчиной. До сих пор остаются загадкой обстоятельства гибели Сергея Бодрова и его съемочной группы в Кармадонском ущелье. Это может быть вам интересно:. Господи царствие небесное всей погибшей экспедиции в Кармандонском ущелье.
Какая светлая Светлана. Сколько выдержки, терпения и самое главное Любви в этой хрупкой, милой, красивой девушке. Растревожила меня статья. Сама не верю что нет больше ребят! Какие счастливые , радостные открытые смотрят на нас с фото Сергей и Светлана. А у род. Ну кто может подумать, что скоро всё закончится. Нет и ещё раз нет!!!!! Продолжение это дети. Какое счастье что Светлана родила Сергею двух детей. Это просто сверх всей вселенной. Нам с Серегой [Бодровым] негде жить, потому что мы продали старую квартиру в Раменках и уехали жить в Кудрино, где мне от бабушки с дедушкой досталась земля и я поставила там дом, больше такой летний.
Но делать нечего, мы туда перебрались вместе с маленькой Олей, Сережей и Ниной Ивановной, моей мамой. И тут запускается эта их авантюра, «Последний герой». Никто не понимает, чем все это кончится, денег нет, проект огромный. А мы с Кушнеревым вообще-то ваяем каждую неделю «Жди меня». А то, что вести «Последнего героя» будет Бодров, — это даже не обсуждалось. Это как будто бы было решено с самого начала.
Мы с ним вдвоем придумывали ему имидж: рубашки бегали покупали, придумывали, как их завязывать. Мы болели этой идеей, как в лихорадке все жили.
И вот в конце концов мы собрались вечером, и Кушнерев мне говорит, что едет на съемки. Вначале я и вправду не переживала: у нас наснято материала было, я сижу монтирую, программа выходит в эфир.
Неделю его нет, десять дней. Звоню: «Ты приедешь? Две недели нет его, три. Программа выходит, я монтирую, мы выходим в эфир. Опять пишет: «Я еще на чуть-чуть останусь? В результате остался он, конечно, на весь срок, не мог бросить. А «Жди меня» была на мне полностью, за что он был страшно благодарен.
Они вернулись через полтора месяца, и Кушнерев опять ушел в монтаж «Последнего героя». И мы его не видели почти. Только однажды он вдруг приехал его Валентиновка неподалеку от нашего Кудрина с монтажа — не к себе, а к нам. Я как увидела его, говорю: «Господи! Ты как еще живой? А он такой уставший, что даже говорить не мог, только повторяет: «Ой, как хорошо, как хорошо. Только мне на монтаж завтра к шести утра, спать не буду». Но мы как-то уложили его. Наступает утро. Я встаю рано. Смотрю — спит.
Потом уже и Серега [Бодров] встал, времени — полдень. Я говорю: «Сходи посмотри, что там с Кушнеревым творится. Не буди его. И телефоны все поотключай, пусть выспится человек, невозможно же так». Я прикинула, что у них есть еще время до эфира, никуда не денется этот монтаж. В общем, спал он долго. Выходит в валенках на крыльцо: «Светка!
Это что, правда? Мне Бодров сказал — уже два часа дня! Все ты успеешь». И он вдруг стал такой довольный, что он выспался, что он с нами. Мы еще куда-то даже съездили вместе с Серегой и Олечкой. И дальше уже он помчался работать опять. Причем они же молчали до последнего и даже мне не говорили, кто в этом «Последнем герое» выиграл.
Это тоже уникальный талант Кушнерева — сделать так, что зритель верит. Вот представьте: мы едем в деревню с Сережей на нашем огромном «Лендровере Дефендере». Все сотрудники ДПС по пути уже знают, что это наша машина.
Кушнерев вечно ржал над нами: «Зачем вам автобус школьный? Я еще потом, года три после всего, что случилось, на ней ездила, не могла решиться продать. Но тогда еще никто не знал, что будет. Когда улетаешь-то обратно? Тогда говори, кто победил? Следующий день, уже все ржут: «Отберем права, говори».
Каждый день останавливали, но Серега не сказал. У него вообще были смешные отношения с сотрудниками ДПС. Как-то Серега нарушил что-то, его останавливают. И дэпээсник говорит: «Серега, красный свет — стой, зеленый — иди». Это фраза из «Брата-2». К нашим программам как-то так относились люди — с нежностью. Нам все всегда шли навстречу. Стоило произнести «Жди меня», и случалась какая-то магия. Все помогали. Всегда шли навстречу. Это было в прямом смысле слова народное телевидение. И люди это чувствовали и отвечали взаимностью.
Я даже, стыдно сказать, Сашку Жуковского, оператора, подучила. Его все время останавливала ДПС, он жаловался даже: «Еду на съемку, меня тормозят, и начинается». И он приезжает после первого же поста и говорит: «Слушай, работает. Сразу отпустили.
Никогда бы не поверил». Я не могу сказать, что для Будинайте так же, как для меня, как для Сережи, «Жди меня» была делом всей жизни. Она была шеф-редактором, который раздавал задания корреспондентам, но никогда не появлялся на съемках. Зачем и почему ей вдруг понадобилось возглавить «Жди меня», зачем это было надо Любимову, я не знаю.
Но это был заговор, о котором Кушнерев ничего не знал до последнего момента. Они хотели сместить Сергея Анатольевича с должности главного редактора телекомпании, отобрать программу. Но основным пакетом владел Александр Михайлович Любимов. И он хотел стать полноправным владельцем компании. Он не подразумевал в компании наличия Сергея Анатольевича Кушнерева, потому что понимал, что это человек с характером, очень честный человек.
И Любимов решил от Кушнерева избавиться. А Юлия Будинайте, видимо, решила, что сделает «Жди меня» и без помощи Кушнерева. И сделает даже лучше, чем он. Как ты понимаешь, я не считаю возможным остаться ни в программе, ни в телекомпании, если происходят такие вещи». Вы представляете, он узнал об этом в одну секунду, почти случайно.
С ним никто не поговорил, никто не обсудил ничего. Разумеется, что-то может не нравиться, могут быть претензии и к программе, и к руководителю. Но, наверное, такие вопросы можно решить при встрече? С Сережей никто не встречался. Его увольнение приняли. А вопрос с акциями решился буквально на моих глазах.
Мы стояли с Кушнеревым после одной из последних съемок в курилке. К Сереже подошел помощник Любимова, вручил ему пакет с документами со словами: «Подпишите». Я бы не рассказывала, если бы это не произошло прямо при мне. Я спрашиваю: «А что это такое? Мы вышли из телецентра, пошли к Останкинскому пруду, открыли пакет. Это были документы на подпись об отказе от 25 процентов акций ВИDа, которые принадлежали Кушнереву.
Наш коммерческий директор и я стали уговаривать Кушнерева этого не делать. Я спрашивала: «Ты же можешь этого не делать? Можешь не отдавать? Кушнерев не был человеком бизнеса, ему не нужны были деньги. Он не из-за денег делал телевидение. Он любил свое дело, хотел им заниматься, развивать эту программу, запускать новые, преподавать в университете, учить молодых журналистов, ему это нравилось. Он не хотел воевать с Любимовым.
Я теперь иногда даже жалею, что уговорила его позвонить Любимову. Он набирал несколько раз. Любимов не отвечал. Я говорю: «Надо все равно поговорить. Так не может быть, Сереж, ну как это вот тебе в курилке дали документы с отказом от акций? Они договорились встретиться. Встреча заняла пять минут. Я его ждала. Любимов сказал ему: «Сереж, ты же все понимаешь, все по-честному».
И положил на стол две тысячи рублей. Сережа с усмешкой добавил: «Представляешь, я еще 50 рублей ему остался должен. Мои акции стоили рублей». В общем, он без боя подписал все эти документы, и всё. И у него всё забрали. Через несколько месяцев у Сережи случился первый инсульт. У человека отобрали дело его жизни, смысл жизни. Кушнерев не знал, как жить, не работая. И это, конечно, был страшный удар. Повторный инсульт, в м, стоил Сереже жизни. Я написала заявление об уходе сразу после этого разговора с Кушнеревым, как только доехала до работы.
Я вам честно скажу: я же не из-за Сережи даже уходила. Мы все взрослые люди, а когда у тебя двое детей, которых надо кормить, ты на баррикаду с флагом особенно не пойдешь, правильно? Я подала заявление об увольнении потому, что понимала, что никогда не буду работать с этими людьми.
Потому что это бездарные люди, которым эта программа, по большому счету, не нужна. Они не будут вкладывать туда ни душу, ни сердце, возиться с ней столько, сколько мы возились. Ну вы только представьте себе, что мы после каждой съемки собирались — Игорь Кваша, Маша Шукшина ведущие «Жди меня». Мы этим жили. Мы это любили. Мы, представляете, страшно гордились своей работой. Тем, что можем помогать людям найти друг друга.
Особенно в нашей стране, так перепаханной войной, репрессиями, лагерями. За четырнадцать-то лет в эфире? Каждую историю мы помнили, бесконечно все это обсуждали, переживали. Всегда интересовались, как там дальше все сложилось, звонили, поддерживали связь. Это не какой-то холодный подход современный к телевидению, скажем так, технократичный. И нам казалось, что это будет дальше продолжаться. Может быть, как-то по-другому, лучше, круче. Мы хотели менять кое-какие форматные решения, двигались.
Хотели попробовать уделять больше времени самому процессу поисков, показывать зрителю, как мы ищем, где, думали сделать это в жанре детектива. Куча идей была. Но мы по-прежнему делали «Жди меня» сердцем.
И, было дело, ревели в аппаратной. Это был год, декабрь. К нам пришли дедушка с бабушкой. Очень старенькие, но очень хорошо выглядящие и очень похожие: брат и сестра.
Когда они пришли, я, в общем-то, читала сценарий. Но сценарий — это одно, а тут вдруг дедуля начинает рассказывать: «Я родился в году».
И у всех в аппаратной: «Господи, вот это космос! При Николае II! А искать они пришли свою родную сестру, которую потеряли в году. Так получилось, что в голодные годы у них умер отец.
Сестра отца, тетка, предложила свою помощь — забрать на время самую младшую девочку. И мама согласилась: голод. И вдруг семья вот этой вот тети вместе с малышкой исчезает.
Больше они никогда со своей сестренкой не виделись. А через столько летприходят к нам. И начались поиски во главе с Кушнеревым, который разрабатывал эту тему.
На момент съемок ей было 90 лет. Так вышло, что семья тетки, в которую она попала, своих детей не имела. И они увезли эту девочку, выдавая за свою дочь, куда-то в Среднюю Азию, оттуда — в Турцию. Там она вышла замуж за дипломата и попала в Иран. И вот, знаете, у меня стоит перед глазами картинка, как они подошли друг к другу, все очень похожие, одинакового роста.
И прижались головами, все трое. Студия встала. Мы с Кушнеревым в аппаратной замерли. Мне надо кнопки на пульте переключать, а слезы капают. Они достают фотографию свою единственную, где они все втроем. И говорят: «Спасибо вам! И чувствуется масштаб страны. И счастье какое-то такое большое, за всех. Помню, я повернулась к Кушнереву и говорю: «Серега, спасибо тебе большое, это невероятно». Он создал невероятный проект, конечно, невероятную историю.
Как он жил? Он почти ни с кем не мог обсуждать то, что случилось. Ни в коем случае не хотел своим одноклассникам, университетским друзьям и просто друзьям за пределами телевидения, которых у него было очень много, рассказывать об этих своих переживаниях. Потому что многого же не объяснишь. И людям, которые в этом не варятся, конечно, объяснить очень трудно, что потеряно, без чего невозможно жить. Сережа глубоко переживал и страшно. Мы с ним, когда встречались, все время скатывались в обсуждение «Жди меня», потому что это часть нашей жизни, большая часть жизни.
Я ему как-то говорю: «Скажи честно, Серега, ты видел хоть один выпуск после того, как мы ушли? И я говорю: «И я не смотрю тоже».
Ну, это больно было.
И все разговоры про это болезненны. И потом этот инсульт, тяжелое состояние. Он не хотел, чтобы его таким видели, не хотел верить в то, что он больной человек. Поэтому могли в больницу приезжать только я, дети, которым он бесконечно радовался, и Лешка Бартош. И я почему-то запомнила, как на девятый день в реанимации он наконец смог разговаривать. И когда первый раз он мне позвонил таким слабым голосом: «Светка!
И я говорю: «Ну ты-то хоть меня не бросай. Я прошу тебя, пожалуйста! С ним мы много про Сережу говорили всегда. И он действительно, не на словах, понимал, что я абсолютно живу этим, что в моей жизни Сережа — это последний мужчина, который был, и никого больше в моей жизни не появилось ни мысленно, ни физически, никак.
Что бы ни писали обо мне в газетах, как бы им ни хотелось какую-то новость получить. Этого не понять тому, кто не знал, что это такое, когда в твоей жизни был такой мужчина. Это счастье, которое, думаю, многие женщины не проживают за всю жизнь, какое я прожила за вот этот небольшой период.
И если у тебя такое было, то ты через всю жизнь пронесешь это, ты будешь это хранить. Я об этом, наверное, только с Кушнеревым и могла говорить. И тогда просила его меня не бросать.
И он ответил: «Не брошу, Светка». Когда он оправился, мы, помню, приехали к нему на дачу — я, Леша Бартош, Чулпан Хаматова, все с детьми, такой хороший день был и вечер, мы много хохотали, гуляли.
Реабилитация Сережина как-то быстро достаточно прошла. Потом он зацепился за идею книги идея книжной серии «Мой двадцатый век. Действующие лица» — в соединении большой и «малой», личной, истории; Кушнерев успел написать и выпустил в — годах первые два тома: «» и свои воспоминания. Первый экземпляр подарил нам с детьми, там много про Сережу Бодрова.
Эта книга — фантастическая работа. Огромное количество материалов, такие тонкие вещи, такие истории пронзительные, которые только Кушнерев мог выцеплять. И я его попросила как раз начать писать сценарий документального фильма.
Он говорит: «Я даже некоторые уже вещи придумал, которые ты сможешь сделать. Ты сейчас меня поймешь». Мы даже обсуждали уже детали. Не успели. Сейчас на Первом канале. Но в этом смысле мне даже как-то легче было: я просто тупо искала работу, потому что у меня дети, мне нельзя долго думать или находиться в творческих поисках. Мне надо зарабатывать, чтобы их кормить. С десятью тысячами пенсии по потере кормильца и семьей, рассчитывающей исключительно на твою зарплату, особенно работу выбирать не приходится.
Это невозможно. Я знаю, Маше Марии Шукшиной, вела «Жди меня» с по год. Она сказала, что будет работать только со старым составом. Теперь ведь в программе совершенно новые люди: вместе с нами ушли прекрасные редакторы и корреспонденты, ушли и ведущие.
Понимаете, «Жди меня», созданная Кушнеревым, — это не только программа или там команда единомышленников была, это была семья. У него такая способность была — объединять вокруг себя потрясающих людей. Так я познакомилась с Галиной Борисовной Волчек, так в мою жизнь вошли Игорь Владимирович Кваша, с которым мы дружили до его последнего вздоха, Маша Шукшина, Миша Ефремов, Чулпан Хаматова, тоже ставшая членом этой семьи, близким человеком, про которого ты знаешь, что ты в любой момент позвонишь и тебя поддержат.
Так они все передружились. И когда встал вопрос, что Маше Шукшиной надо уходить в декретный отпуск рожать близнецов, Кушнерев сказал: «Только Чулпан». Мы очень боялись, что она не согласится. Но как она могла не дать согласия нам с Сергеем Анатольевичем? Она согласилась. И, знаете, сидя в аппаратной, я подглядывала какие-то моменты, совершенно фантастические, которые с ней происходили в студии, она меня каждый раз поражала: вот кто-то сумочку забыл из гостей, она бежит по всем трибунам, прыгает через ступеньки: «Сумочку!
Сумочку забыли! Лучше нее никто не разговаривал в программе с детьми. Не знаю, как у нее вот это получалось, но это, конечно, от сердца. И она — это было видно, это чувствовалось — сердцем переживала все истории, которые ей приходилось рассказывать. Иногда ей тяжело совсем это давалось. Это ведь не сыграешь! И вот она находила слова, конечно, мимо сценария, к кому-то подсаживалась, гладила по коленке, обнимала, иногда и плакала.
И человек к ней прижимался, как будто оказывался под какой-то защитой. Мы с Серегой ее обожали. Безумно жалко этих времен. Жалко дела всей жизни. Потому что люди, которые пришли теперь, — они же ничего своими руками не создали, они работают на базе созданного Сергеем Анатольевичем.
И не собираются ничего развивать, никуда двигаться. А это значит, что не будет реализована его мечта — сделать всемирную сеть поиска людей. Он уже почти соединил концы с концами, там оставалось доработать только. У него была абсолютная статистика того, сколько людей теряется во всем мире, было представление, как их искать.
Он был болен этой идеей. Мы собирались расширить географию «Жди меня». И, представляете, во время этого телемоста с Китаем искали родственников Григория Кулешенко, нашеголетчика, который во время китайско-японской войны совершил подвиг, защищая границы Китая, и у них считается национальным героем: ему поставили памятник, у которого принимают в пионеры.
И оказалось, что это дедушка Кушнерева. А он мне никогда не рассказывал. Вне работы он был очень застенчивым и мягким человеком. И любил свою работу не потому, что это власть или деньги: просто любил человек телевидение. Мы какие-то мастодонты.
Бодров некоторые вещи наши смотреть не мог, конечно, иногда слезы наворачивались, но всеми историями интересовался. И он взял одну историю про медсестру, которую искали через «Жди меня». Хотел снять следующим фильмом после «Связного»: там медсестра наших раненых прятала в подвале захваченного немцами села.
Она рассказывала, что, когда они уже несколько недель не видели солнца, она их выпустила на двор втихаря. И только они вышли, как пришел немец. За гусем пришел. И видит — во дворе четыре перевязанных раненых наших солдата.
Эта история страшно зацепила Сережку моего. Эта медсестра приехала к нам в «Жди меня» искать хотя бы кого-то из этих раненых солдат. Через какое-то время они же понимали, что немец будет молчать до поры до времени она их всех потихоньку вывела в лес.
Серега [Бодров] потом просил Кушнерева какие-то детали у этой уже пожилой женщины выяснить для фильма, подробности. Он с восторгом всегда о них рассказывал.
Он был крестным Оли и Саши. И он очень их любил. Всегда приезжал на дни рождения, всегда поздравлял, детей он обожал, конечно. В последний год Оля очень сблизилась с Сережей. Она сказала ему, что собирается поступать в театральный институт.
И он очень поддерживал ее в этом решении, о котором больше не знал никто: ни моя мама, ни Сережин папа, ни Сережина мама. Мы, знаете, были как неотлипшие какие-то друг от друга, можно так сказать?
Говорили друг с другом так, как будто до этого молчали всю жизнь». Также она отметила, что Сергей, которого мы все помним и любим и как прекрасного актера, и как талантливого телеведущего, мог бы сделать настоящую карьеру на ТВ, но в какой-то момент решил от телепроектов отказаться, в частности от программы «Взгляд». И он понимал, что телевизионная рутина затягивает. Сережа — человек очень свободолюбивый. А на телевидении полно каких-то обязательств.
Иногда нет развития, тебе кажется, что ты топчешься на одном месте и у тебя дальше ничего не происходит. В какой-то момент ему все надоело, и он решил уйти». И всегда и во всем им гордилась. Она подчеркнула, насколько ей тяжело все эти годы без него: «Знаете, я теперь понимаю — мы так много могли бы нашим детям дать вдвоем. Я одна не в состоянии это сделать. Мне от этого очень тяжело.
