Последний срок краткое содержание
Обе сестры — прямые противоположности. Решили держать свет всю ночь, только убавили фитиль. Та рассказала, что дед Егор долго болел, отказывался от еды, не выходил из квартиры и недавно умер — не прижился на чужом месте. С моим здоровьем, если в отпуск не подлечиться, потом весь год будешь по больницам бегать. Танчора резко отличалась от своих сестёр Вари и Люси.
Сила-то большая людям дана, но люди так и остались маленькими: не они хозяева жизни, а «она над ними верх взяла».
Суетится человек, пытается догнать жизнь, прогресс, но не может, оттого и жалеет его Дарья. Андрея привлекала известная на весь Советский Союз стройка. Он считал, что должен поучаствовать в чём-то великом, пока молод.
Павел не пытался переубедить сына, но и понять его он тоже не мог, осознав, что сын его — «из другого, из следующего поколения». Дарья же, вдруг поняв, что это её внук будет «пускать воду» на Матёру, неодобрительно замолчала.
Дождь продолжался, и от затяжного ненастья на душе у матёринцев стало смутно и тревожно: они начали осознавать, что Матёры, казавшейся вечной, скоро не будет. Собираясь у Дарьи, матёринцы толковали об острове, о затоплении и новой жизни. Старики жалели родину, молодёжь стремилась в будущее. Приходила сюда и Тунгуска, женщина «древних тунгусских кровей», которую незамужняя дочь, директор местного зверосовхоза, временно поселила в пустующем доме.
Тунгуска молча курила трубку и слушала. Павел чувствовал, что правы и старики, и молодёжь, и невозможно здесь найти «одной, коренной правды». Приехавший на Матёру Воронцов заявил, что к середине сентября картошка должна быть выкопана, а остров полностью очищен от построек и деревьев.
На следующий день выглянуло солнце, подсушило размокшую землю, и сенокос продолжился, но дождь унёс рабочий «азарт и запал». Теперь люди спешили поскорей закончить работу и устроиться на новом месте.
Дарья ещё надеялась, что Павел успеет перенести могилки её родителей, но его срочно вызвали в посёлок: один из рабочих его бригады сунул руку в станок. Через день Дарья отправила в посёлок Андрея, разузнать об отце, и снова осталась одна — копалась в огороде, собирала никому теперь ненужные огурцы. Вернувшись, Андрей доложил, что отца, который отвечал за технику безопасности, «таскают по комиссиям» и самое большее влепят выговор.
Внук уехал, даже не попрощавшись с родными местами, а Дарья окончательно поняла, что родные могилки останутся на Матёре и уйдут вместе с ней под воду.
Вскоре исчез и Петруха, старухи снова стали жить вместе. Наступил август, урожайный на грибы и ягоды, — земля словно чувствовала, что родит в последний раз. Павла сняли с бригадирства, перевели на трактор, и он снова начал приезжать за свежими овощами. Глядя на усталого, сгорбленного сына, Дарья размышляла, что не хозяин он себе — подхватило их с Соней и несёт. Можно уехать ко второму сыну в леспромхоз, но там «сторона хоть и не дальняя, но чужая».
Лучше уж проводить Матёру и отправиться на тот свет — к родителям, мужу и погибшему сыну.
У мужа Дарьи могилы не было: он пропал в тайге за Ангарой, и она редко о нём вспоминала. На уборку хлеба нагрянула «орда из города»: три десятка молодых мужиков и три подержанные бабёнки. Они перепились, начали буйствовать, и бабки боялись выходить вечером из дому.
Не боялся работничков только Богодул, которого те прозвали «Снежным человеком». Матёринцы начали потихоньку вывозить с острова сено и мелкую живность, а на Подмогу прибыла санбригада и подожгла островок. Потом кто-то поджёг старую мельницу. Остров заволокло дымом. В день, когда сгорела мельница, к Дарье переехала Сима с внуком, и снова начались долгие разговоры: перемывали кости Петрухе, который нанялся поджигать чужие дома, обсуждали будущее Симы, которая всё ещё мечтала об одиноком старичке.
Убрав хлеб, «орда» съехала, на прощание спалив контору. Колхозную картошку убирали школьники — «шумное, шныристое племя».
Очистив Подмогу, санбригада перебралась на Матёру и поселилась в колчаковском бараке. Матёринцы съехались выбирать свою картошку, приехала и Соня, окончательно ставшая «городской». Дарья понимала, что в посёлке хозяйкой будет она. Настасья не приехала, и старухи сообща убрали её огород.
Когда Павел увёз корову, Дарья отправилась на кладбище, оказавшееся разорённым и выжженным. Найдя родные холмики, она долго жаловалась, что именно ей выпало «отделиться», и вдруг словно услышала просьбу прибрать избу, перед тем как проститься с ней навсегда.
Представилось Дарье, что после смерти она попадёт на суд своего рода. Все будут сурово молчать, и заступится за неё только погибший в малолетстве сын. Cанбригада подступилась наконец к вековой лиственнице, росшей возле села. Местные называли могучее дерево, с которым было связано множество легенд, «лиственем» и считали его основой, корнем острова. Древесина лиственя оказалась твёрдой, как железо, не брали его ни топор, ни бензопила, ни огонь. Пришлось рабочим отступиться от непокорного дерева.
Сима, Катерина и Богодул тем временем свозили в барак Настасьину картошку. Завершив свой тяжкий и скорбный труд, Дарья осталась ночевать одна и молилась всю ночь. Утром, собрав вещи и позвав пожогщиков, она ушла, бродила неведомо где весь день, и чудилось ей, что рядом бежит невиданный зверёк и заглядывает в глаза.
Вечером Павел привёз Настасью. Та рассказала, что дед Егор долго болел, отказывался от еды, не выходил из квартиры и недавно умер — не прижился на чужом месте. Зная Настасьины странности, старухи долго не могли поверить, что крепкого и сурового Егора больше нет.
Настасья по подсказке Дарьи предложила Симе жить вместе. Теперь бабки ютились в Богодуловом бараке, дожидаясь, пока за ними приедет Павел. Глядя на догорающую избу, Павел не чувствовал ничего, кроме неловкого удивления: неужели он здесь жил? Приехав в посёлок, Павел ощутил «облегчающую, разрешившуюся боль»: наконец-то всё кончилось, и он начнёт обживать новый дом. Вечером к Павлу явился Воронцов в сопровождении Петрухи и отругал за то, что старухи до сих пор не вывезены с острова — утром нагрянет комиссия, а барак ещё не сожжён.
Это не значит, что Михаил и Илья не умеют работать и никогда не знали другой радости, кроме как от пьянства. В деревне, где они когда-то все вместе жили, случалась общая работа — "дружная, заядлая, звонкая, с разноголосицей пил и топоров, с отчаянным уханьем поваленных лесин, отзывающимся в душе восторженной тревогой с обязательным подшучиванием друг с другом.
Такая работа случается один раз в сезон заготовки дров — весной, чтобы за лето успели высохнуть, приятные для глаза желтые сосновые поленья с тонкой шелковистой шкуркой ложатся в аккуратные поленницы". Эти воскресники устраиваются для себя, одна семья помогает другой, что и сейчас возможно. Но колхоз в селе разваливается, люди уезжают в город, некому кормить и выращивать скот.
Вспоминая о прежней жизни, горожанка Люся с большой теплотой и радостью воображает любимого коня Игреньку, на котором "хлопни комара, он и повалится", что в конце концов и случилось: конь сдох. Игрень много таскал, да не сдюжил. Бродя вокруг деревни по полям и пашне, Люся понимает, что не сама выбирает, куда ей идти, что её направляет какая-то посторонняя, живущая в этих местах и исповедующая её сила.
Казалось, жизнь вернулась назад, потому что она, Люся, здесь что-то забыла, потеряла что-то очень ценное и необходимое для нее, без чего нельзя Пока дети пьют и предаются воспоминаниям, старуха Анна, съев специально сваренной для нее детской манной каши, ещё больше взбадривается и выходит на крыльцо. Её навешает долгожданная приятельница Мирониха. Ты, старуня, никак, живая? Я к ей на поминки иду, думаю, она как добрая укостыляла, а она все тутака".
Горюет Анна, что среди собравшихся у её постели детей нет Татьяны, Танчоры, как она её называет. Танчора не была похожа ни на кого из сестер. Она стояла как бы между ними со своим особым характером, мягким и радостным, людским. Вглядываясь в знакомые пейзажи, Люся вспоминала свое беспечное детство, юность — «как странно и как далеко это было, будто и не с ней».
Наконец она дошла до поля, которое и было целью ее прогулки. Однажды в голодное послевоенное время Люсю отправили бороновать это поле, выделив изможденного тяжелой работой и вечным недоеданием жеребца Игреньку. Во время работы он неожиданно упал и так и не смог подняться. От страха Люся принялась бить коня, а после побежала за матерью.
Узнав о беде, Анна тотчас примчалась на помощь Игреньке. С ласковой настойчивостью она помогла подняться жеребцу, который понимал ее с полуслова. Тем и спасла его от верной смерти. Гуляя «по местам, которыми ярче всего была отмечена ее прежняя деревенская жизнь» , Люся отчетливо поняла, что многое забыла и многое ушло безвозвратно….
Анну навестила ее давняя подружка — живая и непоседливая Мирониха, которая всегда с удовольствием подтрунивала над своей соседкой. Они с удовольствием обсудили все деревенские сплетни. Глядя на Анну, Мирониха думала о том, «что хорошо бы им со старухой умереть в один час, чтобы никому не оставаться на потом». Михаил с Ильей ушли в глубокий запой. Вскоре компанию им составил сосед Степан, и теперь «Михаилу больше не страшны были ни сатана и ни жена».
Анна была очень рада, что возле нее собрались дети, но материнскому сердцу не давали покоя мысли о Таньчоре — младшей дочери Татьяне. Она давно ее не видела: Татьяна вышла замуж за военного, которого «перебрасывали» из города в город, и вскоре супруги обосновались в далеком Киеве. Таньчора «была последней, заскребышем» и «выросла ласковей своих сестер».
Поначалу Анне было непривычно принимать от дочери столько любви, столько нежности, и в ответ ее сердце переполнялась благодарностью и невыразимой радостью. Когда Анна поняла, что нет смысла больше ждать Татьяну, в ней «вдруг что-то оборвалось». Дети пытались было ее успокоить, но старуха плакала не унимаясь: она была уверена, что с Татьяной что-то случилось.
Она вспомнила всех родственников, ушедших в мир иной, всех своих деток, которым так и не суждено было пожить на этом свете. Анна считала, что и так задержалась, а ведь ей есть к кому уходить. В своем произведении Валентин Распутин поднимает проблему забвения своих истоков, своих корней.
