7 глава мертвые души, Николай Гоголь
Пред нами возникает новый характер создания, является оправдание целой сферы поэзии, сферы, давно унижаемой; древний эпос, восстает пред нами… Пред нами, в этом произведении, предстает чистый, истинный, древний эпос, чудным образом возникший в России; предстает он пред нами, затемненными целым бесчисленным множеством романов и повестей, давно отвыкшими от эпического наслаждения. Княжнин И. Поехавший на Восток. Вист относится к коммерческим играм.
У гостиницы он встретил Манилова, который привёз ему список мёртвых душ. Вместе они пришли в канцелярию, полную мелких чиновников, склонившихся над бумагами. Один из чиновников провёл Чичикова в кабинет председателя палаты, где уже сидел Собакевич. Тут же были составлены купчие, причём Собакевич заявил, что все проданные им крепостные — живые, а Чичиков сообщил, что намерен поселить их в Херсонской губернии, где у него отличные земли.
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
Русская литература го века. Николай Гоголь. Мёртвые души. Он опять не утерпел, чтоб не сказать: «Эх, какой длинный, во всю строку разъехался!
Мастер ли ты был, или просто мужик, и какою смертью тебя прибрало? Пробка Степан, плотник, трезвости примерной. Чай, все губернии исходил с топором за поясом и сапогами на плечах, съедал на грош хлеба да на два сушеной рыбы, а в мошне, чай, притаскивал всякий раз домой целковиков по сту, а может, и государственную зашивал в холстяные штаны или затыкал в сапог, — где тебя прибрало?
Взмостился ли ты для большего прибытку под церковный купол, а может быть, и на крест потащился и, поскользнувшись, оттуда, с перекладины, шлепнулся оземь, и только какой-нибудь стоявший возле тебя дядя Михей, почесав рукою в затылке, примолвил: «Эх, Ваня, угораздило тебя! Максим Телятников, сапожник. Хе, сапожник! Знаю, знаю тебя, голубчик; если хочешь, всю историю твою расскажу: учился ты у немца, который кормил вас всех вместе, бил ремнем по спине за неаккуратность и не выпускал на улицу повесничать, и был ты чудо, а не сапожник, и не нахвалился тобою немец, говоря с женой или с камрадом.
А как кончилось твое ученье: «А вот теперь я заведусь своим домком, — сказал ты, — да не так, как немец, что из копейки тянется, а вдруг разбогатею». И вот, давши барину порядочный оброк, завел ты лавчонку, набрав заказов кучу, и пошел работать. Достал где-то втридешева гнилушки кожи и выиграл, точно, вдвое на всяком сапоге, да через недели две перелопались твои сапоги, и выбранили тебя подлейшим образом.
И вот лавчонка твоя запустела, и ты пошел попивать да валяться по улицам, приговаривая: «Нет, плохо на свете! Нет житья русскому человеку, все немцы мешают». Это что за мужик: Елизавета Воробей. Фу ты пропасть: баба!
Подлец, Собакевич, и здесь надул! Как она забралась туда, неизвестно, но так искусно была прописана, что издали можно было принять ее за мужика, и даже имя оканчивалось на букву ъ, то есть не Елизавета, а Елизаветъ.
Однако же он это не принял в уваженье, и тут же ее вычеркнул. Ты что был за человек? Извозом ли промышлял и, заведши тройку и рогожную кибитку, отрекся навеки от дому, от родной берлоги, и пошел тащиться с купцами на ярмарку. На дороге ли ты отдал душу богу, или уходили тебя твои же приятели за какую-нибудь толстую и краснощекую солдатку, или пригляделись лесному бродяге ременные твои рукавицы и тройка приземистых, но крепких коньков, или, может, и сам, лежа на полатях, думал, думал, да ни с того ни с другого заворотил в кабак, а потом прямо в прорубь, и поминай как звали.
Эх, русский народец! А вы что, мои голубчики? Плохо ли вам было у Плюшкина, или просто, по своей охоте, гуляете по лесам да дерете проезжих? По тюрьмам ли сидите, или пристали к другим господам и пашете землю? Еремей Карякин, Никита Волокита, сын его Антон Волокита — эти, и по прозвищу видно, что хорошие бегуны.
Попов, дворовый человек, должен быть грамотей: ножа, я чай, не взял в руки, а проворовался благородным образом Абакум Фыров! Занесло ли тебя на Волгу и взлюбил ты вольную жизнь, приставши к бурлакам?.. Над чем он задумался? Задумался ли он над участью Абакума Фырова, или задумался так, сам собою, как задумывается всякий русский, каких бы ни был лет, чина и состояния, когда замыслит об разгуле широкой жизни?
И в самом деле, где теперь Фыров?
Гуляет шумно и весело на хлебной пристани, порядившись с купцами. Цветы и ленты на шляпе, вся веселится бурлацкая ватага, прощаясь с любовницами и женами, высокими, стройными, в монистах и лентах; хороводы, песни, кипит вся площадь, а носильщики между тем при кликах, бранях и понуканьях, нацепляя крючком по девяти пудов себе на спину, с шумом сыплют горох и пшеницу в глубокие суда, валят кули с овсом и крупой, и далече виднеют по всей площади кучи наваленных в пирамиду, как ядра, мешков, и громадно выглядывает весь хлебный арсенал, пока не перегрузится весь в глубокие суда-суряки и не понесется гусем вместе с весенними льдами бесконечный флот.
Там-то вы наработаетесь, бурлаки! Сурово поприще того, кто озирает людскую жизнь сквозь видный миру смех и незримые ему слезы! Глава 7. Краткий пересказ. Иллюстрированная аудиокнига. Далее Гоголь возвращается к сюжету поэмы. Проснувшись в гостинице наутро после визита к Плюшкину , Чичиков с удовольствием вспомнил: у него теперь без малого четыреста душ, хотя и мертвых. Заключённые с продавцами крестьян сделки сегодня предстояло утвердить законным порядком.
Чичиков сам принялся писать нужные для подачи в гражданскую палату документы, разбирая списки, полученные от Коробочки , Собакевича и Плюшкина. Глядя на имена и фамилии умерших крепостных, он старался представить, какова была судьба каждого из них. Список крестьян лирическое отступление. Близ полудня Чичиков оделся и пошёл в палату. Невдалеке от неё он встретил приехавшего оформить купчую Манилова , который заключил его в объятия и по своему обыкновению рассыпался в самых сладких комплиментах.
Манилов подал Чичикову свой список крестьян, который жена его искусно обрамила красивой каёмкой. Стоявшая на центральной площади города палата представляла собой трёхэтажный дом, весь белый, как мел, вероятно, для изображения чистоты душ помещавшихся в нем должностей.
Внутри усердно корпело над бумагами множество чиновников. Шум от перьев был большой и походил на то, как будто бы несколько телег с хворостом проезжали лес, заваленный на четверть аршина иссохшими листьями. Дела по крепостям оформлял чиновник Иван Антонович , у которого вся середина лица выступала вперед и пошла в нос, — это было то лицо, которое называют в общежитье кувшинным рылом. Чичиков попросил его ускорить сделку и совершить её сегодня же, намекнув, что за это «он не останется в обиде».
В подтверждение этих слов Чичиков положил перед Иваном Антоновичем вынутую из кармана ассигнацию. Тот совершенно её не заметил и накрыл тотчас книгою, дав однако головой знак, что исполнит высказанное пожелание. Иван Антонович «Кувшинное рыло». Иллюстрация Кукрыниксов к «Мертвым душам» Гоголя. Чичиков и Манилов прошли к знакомому им председателю палаты, где уже сидел приехавший тоже для совершения крепости Собакевич. Все шумно поприветствовали друг друга и расцеловались.
Председатель немедленно послал за поверенными и свидетелями. Не подозревая о том, что все купленные Чичиковым души были мертвыми, председатель поздравил его с крупной сделкой и поинтересовался, на каких землях он намерен поселить крепостных.
![“Мертвые души” 7 глава – краткое содержание (пересказ) 🤓 [Есть ответ]](https://sun9-45.userapi.com/impf/Emz_vjpw0-iBkHHJ6Yd0c_bQ9nIewP9sTT1vcw/1FxVWnw4AF0.jpg?size=604x453&quality=96&sign=ed12483ea7aaf22bbe43c2a27b2884d5&type=album)
Чичиков ответствовал, что владеет имением в Херсонской губернии. Когда оформление документов завершилось, председатель предложил «вспрыснуть» покупочку.
Он сказал, что лучше всего будет сделать это у полицмейстера: тот — истинный чудотворец; ему стоит только мигнуть, проходя мимо рыбного ряда или погреба, и закуска явится в большом изобилии. Взявшись за картузы и шапки, все присутствующие поехали к полицмейстеру, который, действительно, наведывался и в лавки и в гостиный двор, как в собственную кладовую.
Впрочем, купцы его очень любили, за то, что он не был горд, крестил у них детей и кумился с ними, хоть драл с них подчас сильно.
Увидев гостей, полицмейстер вызвал квартального, шепнул ему на ухо пару слов, и вскоре на столе в другой комнате как-то сами собой появились белуга, осетры, семга, икра паюсная, икра свежепросольная, селедки, сыры, копченые языки и балыки. Гости приступили со всех сторон с вилками. Обед у полицмейстера. Собакевич пристроился втихомолку к большому осетру.
