Если ты разговариваешь с богом это молитва, Если ты говоришь с Богом, то это молитва, а если он с тобой — это шизофрения.
Если вы уже зарегистрированы на Конте, то вам необходимо войти в свой аккаунт. Чем заменить, аналоги Зенли. Нарр и профессор социологии Гербург Тройч-Дитер. Показать все комментарии. Никогда ранее в истории человечества этого не предпринималось» [33].
Перефразируя одно высказывание: «Если ты разговариваешь с Богом, то это молитва. Если сам с собой, то шизофрения». А почему бы не поговорить с умным человеком?
С самим собой? Мне кажется, что в нас живет множество субличностей разного возраста, которые находятся каждый в своем времени. Мысленно можно возвращаться в прошлое, видеть картинку себя и говорить с собою. Считаю, что это практика такая. Попробуйте в мыслях создать такие вневременные туннели. Найдите себя в прошлом и поговорите. Спорт Спорт, спорт, спорт.
Психология Отношения, проблемы, общество. Креатив, творчество и искусство. Путешествие О больших и малых путешествиях. Здоровье Лечение, физкультура и прочее. Литература Проза, стихи, рассказы и прочее. Введите данные, указанные при регистрации. Войти через ВКонтакте Войти через Одноклассники. Введите адрес своей эл. Пустить следствие по ложному следу? ATRcons Две российские девушки Папинадочка Жестокая речь Толстого на французском ТВ Beria Грибов с Альфа Центавра Тут тока Нашы мнения, а мнения верификацыи не подлежат.
Иван 3 ноября г. А посему, обращение к Власти не является молитвой, а ответ Власти не может расцениваться как наличие шизофрении у вопрошающего. Тем более, зачастую Власть отвечает не по существу, и признаки шизофрении, скорее, проявляются у отвечающего, если без обобщений, :blush: представителя власти. Переосмысление Сасом понятия душевной болезни могло бы помочь, по его мнению, снять одно из противоречий психиатрии, заключающееся в двойственности самого этого понятия.
С одной стороны, психиатры пытаются найти объяснение «психической болезни» в неврологическом дефекте, в болезни мозга, но при таком понимании это должны были быть болезни тела, а не психики. Как подчёркивает Сас, заболевание — это всегда болезнь тела, то есть набор проявлений и симптомов, за которыми обязательно стоит некоторое физиологическое расстройство.
С другой стороны, психиатрия утверждает, что психическое заболевание — это нарушение поведения, проступок, нарушающий социальные, этические и политические нормы и наказывающийся помещением в психиатрическую больницу. Поэтому Сас предлагает иное толкование понятия душевной болезни, которое отделяет данное понятие от медицинских практик и попыток найти объяснение действиям людей и их жизненным проблемам через исследование — часто бесплодное — нарушений в работе тела [20].
В книге «Фармакратия: Медицина и политика в Америке» Сас указывает [9] :. Я просто классифицирую тот феномен , который люди называют «психическое заболевание», несколько иначе, чем те, кто утверждает, что это болезнь.
В качестве наиболее наглядного примера «мифа» психической болезни Сас рассматривает истерию , которая, по его мнению, является своеобразной трансформацией процесса коммуникации , перемещающегося со словесного уровня на несловесный. При этом изменяется и содержание коммуникации личные проблемы и конфликты трансформируются в соматические проблемы , так и её форма вербальный уровень коммуникации сменяется языком тела.
Соответственно, истерия должна быть предметом семиологического анализа, исследующего системы коммуникации при помощи внеязыковых знаков. Истерия является формой общения с помощью «знаков-копий соматического заболевания» в частности, истерический припадок представляет собой знак-копию органически обусловленного эпилептического припадка.
Подобный язык возникает прежде всего у тех, кто испытывает затруднения с общением на более высоком уровне в частности, словесном , которые могут возникать как следствие незрелости их личности, а также могут быть обусловлены социально и исторически [21]. Истерический язык, как правило, адресован определённому индивиду чаще всего это партнёр в браке, другой член семьи или иное значимое лицо.
Основная цель истерического языка — не передача информации, а выражение эмоций и краткое, символическое описание личных проблем — впрочем, более выразительное, чем словесная речь в частности, истерический паралич более «выразителен», чем словесное утверждение «Я болен».
Невербальные сообщения гораздо сильнее влияют на лицо, воспринимающее их, чем вербальные, так как вербальные могут игнорироваться или не воздействовать на собеседника, а «знаки-копии соматического заболевания» ставят адресата перед необходимостью «ответа» и вступления в контакт с передающим им лицом к примеру, если жена не может с помощью обычного общения привлечь к себе внимание и заботу мужа, она добивается этого благодаря общению на «языке симптомов» [21].
Согласно мнению Саса, такого рода «протоязык», как истерия, формируется в результате конфликта между индивидом и социальным окружением. Именно общество вызывает «душевную болезнь», по существу сводящуюся к изменению языка общения, и потому понять и объяснить «душевную болезнь» можно только в связи с обществом.
Основная задача антипсихиатрии — это стремление новой интеграции «больного» и общества благодаря восстановлению взаимного словесного общения за счёт «растормаживания» словесного языка и ликвидации «протоязыка». Такая задача должна входить в компетенцию психиатров, психотерапевтов и психологов. Понятие «психическая болезнь» при этом следует игнорировать, поскольку оно влечёт за собой репрессивные меры, лишь дополнительно усиливающие угнетение обычного межчеловеческого общения и углубляющие пропасть между индивидом и социальным окружением [21].
Государство, пользуясь монополией на психиатрическую помощь и возможностью оказывать её в недобровольном порядке такому количеству людей, какое оно считает нуждающимся в ней, безнаказанно злоупотребляет психиатрией [22]. Как утверждает Сас, врач в современном обществе нередко является не агентом пациента, а агентом государства или агентом различных социальных групп школ, фабрик, профсоюзов , работодателей, страховых компаний , фармацевтических агентств, иммиграционных служб, тюрем и пр.
Медикализация, навязываемая властью, рождает «терапевтическое государство», навешивающее на какого-либо человека ярлык «психически больного» или «наркомана». Помимо термина «терапевтическое государство», означающего политический союз медицины и государства, Сас вводит также термин «фармакратия» «правление медицины или врачей».
По Сасу, фармакратия является разновидностью тоталитарного государства и продолжает традицию теологического , советского и нацистского государств как идеологий подавления. Фармакратия возникает в процессе «инфляции болезни», при которой психиатрический диагноз распространяется всё шире и шире на те или иные нежелательные виды поведения [9].
Если мы, как отмечает Сас, признаем, что понятие «психическое заболевание» является синонимом понятия, обозначающего виды поведения, которые не одобряются, то государство не вправе навязывать психиатрическое «лечение» данным людям. Государство также не должно иметь возможности влиять на то, каким образом оказывают психиатрическую помощь совершеннолетним лицам, способным дать на неё собственное согласие например, путём официального контроля за снабжением населения психотропными препаратами — лекарственными средствами, используемыми в психиатрии.
Сас подчёркивает, что в нынешнее время медицина и психиатрия заступили на место религии в обществе и фактически сами в религию и превратились; союз медицины и государства подобен существовавшему прежде союзу церкви и государства.
В современном обществе, по утверждению Саса, господствует не традиционная религиозная или политическая идеология, а идеология здоровья и болезни [9]. В рамках этой системы считается, что высшую ценность представляет собой здоровье человека, в частности его психическое здоровье аналогично тому, как в эпоху Средневековья высшей ценностью считалась добродетельная душа, достойная вечного спасения. Люди, обладающие ценностью здоровья, вознаграждаются; те же, кто этой ценностью не обладают, наказываются и преследуются либо же исправляются.
Хотя это вроде бы и медицинская система, схема здесь, однако, этическая» [23]. Признание чего-либо плохим или хорошим в соответствующей этической мировоззренческой системе задаётся, по мнению Саса, правилами принятой в рамках данной системы игры [23]. Для поддержания целостности общества важно, чтобы все входящие в общество члены разделяли господствующую в нём идеологию, и потому все, чьё мышление или поведение ей не соответствует, испытывают на себе принуждение либо же вытесняются из общества.
Сама возможность появления такого феномена, как психическое заболевание, обусловлена тем, что для сохранения своей целостности группа предпочитает изменять угрожающих этой целостности индивидов, а не себя саму [9].
В книге «Церемониальная химия» [24] Сас доказывает, что «наркоманы» и «психически больные» люди подвергаются тем же самым гонениям, которым подвергались ведьмы, евреи , цыгане или гомосексуалы.
В книге «Фабрика безумия» он сравнивает современную институциональную психиатрию с инквизицией [8]. Само допущение о существовании одержимости или психического заболевания, по Сасу, основывается на определённого рода вере, обслуживающей интересы конкретного класса в случае с одержимостью это было духовенство , в случае психического заболевания — медицинская гильдия , и приносит в жертву социальной целесообразности конкретную группу людей, становящихся «козлами отпущения» ведьм либо душевнобольных.
Постановка психиатрического диагноза, точно так же как когда-то признание одержимым, — это приговор и оскорбление, несмываемый позор. После этого приговора положение получивших психиатрический диагноз, как и положение признанных одержимыми, становится много хуже, чем положение обычных заключённых. Пациенты психиатрических больниц лишены всех тех прав, которые гарантированы заключённым: права на личную неприкосновенность и неприкосновенность жилья, права на личную переписку и проч. Подобно тому как судебная система функционирует в соответствии с презумпцией , согласно которой человек является невиновным до тех пор, пока не доказана его вина, люди, обвиняемые в совершении преступлений, не должны заранее считаться невменяемыми только по той причине, что психиатр ставит в отношении них соответствующий штамп.
Вменяемость должна определяться как любая иная форма неправоспособности, то есть совершенно правовыми и юридическими средствами с правом представительства и апелляции. Сас выступал против того, чтобы рассматривать самоубийство и попытки покончить с собой как проявления медицинских проблем.
Однако Сас не являлся защитником практики окончания жизни собственными руками — он лишь настаивал на том, что если самоубийство входит в сферу профессиональных интересов психиатров и считается проявлением психических отклонений, то человек лишается важной части своего существования — свободы самоопределения.
По мнению Саса, самоубийство представляет собой не медицинскую, а моральную проблему; если же человек лишается возможности самому определять границы своей жизни, он лишается и ответственности за свои действия, которая перекладывается на психиатра или безличное заболевание. Желая вернуть человеку свободу лишить себя жизни, Сас стремится вернуть ему и бремя ответственности за совершаемые им поступки, даже самые роковые и губительные, и избавить его от вмешательства со стороны государства или чьего-либо ещё в сферу индивидуальной свободы, независимо от того, как эта свобода реализуется [25].
Сас утверждает [20] :. С момента приобретения силы саморефлексии в процессе взросления мы ответственны за то, как мы живем и как умираем. Возможность убить себя присуща человеческому существу. Вопрос о самоубийстве для Саса — частный случай о степени влияния государства на осуществление свободного выбора между жизнью и смертью.
В самом общем виде отношения между государством и отдельным человеком складываются таким образом: как отдельная личность он хочет максимизации собственных прав и свобод и невмешательства государства в осуществление своих намерений, но как часть некоторой общности или группы человек желает обеспечить свою безопасность.
Соответственно, власть может стремиться к ограничению автономии личности, но осуществлять такое ограничение не напрямую, а с помощью методов, лишающих личность возможности реализовывать свои свободные действия. В случае с самоубийством государство перестало вмешиваться напрямую в частности, через уголовное законодательство , но применяет косвенные методы, использование которых стало возможным вследствие медикализации самоубийства [20].
В своей книге о Вирджинии Вулф , опубликованной в году, Сас заявляет, что она покончила с жизнью, совершив сознательный и обдуманный акт, её самоубийство являлось выражением её свободы выбора [26] [27].
Сас полагает, что в судах должно быть запрещено высказываться по поводу вменяемости подсудимого. Психиатр, высказывающий своё мнение по поводу состояния рассудка подсудимого, так же компетентен, как и священник, если бы он в суде высказывал своё мнение о чистоте души человека.
Юридическая процедура признания человека невменяемым была изобретена для того, чтобы обойти церковные меры наказания, которые в то время включали конфискацию имущества тех, кто совершал самоубийство, из-за чего вдовы и сироты часто оставались ни с чем. Юристы тогда успешно доказывали, что только безумный человек мог совершить такой поступок по отношению к жене и детям. Как утверждал Сас, это было помилованием под маской медицины.
Ни один человек не должен быть лишён свободы, если он не признан виновным в совершении уголовного преступления. Медицину необходимо отличать и отделять от пенологии , лечение от наказания, больницу от тюрьмы [5]. Лишить человека свободы якобы для его собственного блага — это безнравственно. Подобно тому как человек, страдающий раком в последней стадии, может отказаться от лечения, таким же образом человек должен иметь возможность отказаться от психиатрического лечения.
Сас настаивает на необходимости «заменить недобровольную психиатрию психиатрическое рабство договорными отношениями между поставщиками помощи и клиентами» [5]. Он подчёркивает, что, если бы психиатрия была чисто медицинской специальностью, исходной точкой её взаимодействия с пациентом были бы жалобы на боль или на другие нарушения здоровья — иными словами, отношения человека и психиатра, как и в других отраслях медицины, носили бы лишь добровольный характер, но на самом деле в психиатрии всё происходит отнюдь не так.
По этому поводу Сас отмечает [9] :. У дерматологов , офтальмологов , гинекологов нет пациентов, не желающих быть их пациентами. Но пациенты психиатров парадигматически недобровольны. Первоначально все психически больные были недобровольно госпитализированными пациентами государственной больницы. Это понятие, этот феномен всё ещё формирует ядро психиатрии. Сас стремится вернуть человеку его свободу, избавив его от принуждения со стороны государства и дав личности возможность быть другой, отличаться от норм, установленных в обществе, и не бояться быть за это подвергнутой наказанию.
Человек должен иметь право на отказ от лечения, даже если причины этого отказа иррациональны, так как забота о здоровье является личным делом каждого отдельного взятого человека. Тем не менее наличие права на некоторое действие — например, отказаться от лечения — не значит, что такое действие непременно является морально приемлемым или разрешаемым, но означает лишь, что государство не должно иметь право или власть вмешиваться путём запретов и наказаний в решения, принимаемые человеком относительно своего здоровья и благополучия, если он считает, что у него есть на эти решения причины.
Как право быть оставленным в покое, так и право принимать свободные решения относительно своего здоровья являются составляющими индивидуальной автономии [20]. Наркотическая зависимость является не «заболеванием», которое требует лечения с помощью разрешённых законом наркотиков метадоном вместо героина , при игнорировании того обстоятельства, что героин был создан прежде всего для того, чтобы служить заменителем опиума , а социальной привычкой.
Сас также приводит доводы в пользу свободного рынка наркотиков. Он подвергает критике борьбу с наркотиками, утверждая, что употребление наркотиков фактически является преступлением, при котором отсутствуют жертвы.
Признание употребления наркотиков преступлением было вызвано самим запретом на них. Сас демонстрирует, каким образом борьба с наркотиками приводит к тому, что власти совершают поступки, о которых никогда бы не подумали полстолетия назад, такие как запрет употреблять определённые вещества или вмешательство во внутренние дела других стран с целью воспрепятствовать выращиванию определённых растений например, планы по уничтожению участков коки или мероприятия по борьбе с распространением опиатов.
Несмотря на то, что у Саса скептическое отношение к достоинствам психотропных препаратов, он поддерживает отмену запрета на наркотики. Если бы у нас был свободный рынок наркотиков, мы могли бы подобным образом покупать все сорта барбитуратов , хлоралгидрата и морфия , которые желаем и в состоянии себе позволить». Как утверждает Сас, запрет и иные правовые ограничения на наркотики осуществляются принудительно не по причине их опасности для жизни, а с ритуальной целью он цитирует исследования Мэри Дуглас о ритуалах.
Сас окрестил фармакологию «фармакомифологией» в связи с тем, что фармакологические исследования базируются на социальных условностях, в частности на понятии « зависимость ». Существует множество способов употреблять химические вещества, или наркотики, подобно тому как существует множество различных культурно обусловленных способов принимать пищу или алкоголь.
Некоторые культуры вводят запреты на употребление определённых видов веществ, называемых « табу », тогда как другие вещества используют в ритуалах различного рода. Сас подчёркивает, что в психиатрии наблюдается ярко выраженное расхождение между тем, что в действительности делают психиатры, и тем, что они делают по их собственным словам. Хотя большинство психиатров и психотерапевтов называют себя врачами, психологами , психопатологами , в реальности они при этом делают совершенно другое: вступают в коммуникацию и анализируют её.
Их деятельность представляет собой общение с пациентами посредством языка и невербальных знаков и согласно определённым правилам, а затем — анализ коммуникативных взаимодействий, которые они наблюдают и в которых сами участвуют, осуществляемый посредством словесных символов.
Иными словами, психиатрия, по Сасу, имеет много общего с науками, занимающимися изучением языка и коммуникативного поведения, такими как символическая логика , семиотика и социология ; тем не менее проблемы душевного здоровья ошибочно продолжают ограничивать традиционными рамками медицины.
В действительности же «психиатрия как теоретическая наука состоит в изучении индивидуального поведения», под которым Сас понимает поведение в рамках игр и сами игры, в которые вступают люди. Для Саса не существует психотерапии в медицинском смысле этого слова, и тем не менее он отмечает, что люди действительно сталкиваются с определёнными трудностями и проблемами, множество таких людей обращается к консультантам, которые называют себя психотерапевтами, и участники развивающейся коммуникации могут считать этот процесс психотерапией.
В подлинном смысле психотерапия, в том числе психоанализ, представляет собой специфический вид отношений между людьми, основывающихся на этике освобождения. Тем не менее психотерапия, которую стремятся строить по научному шаблону, заимствует те или иные техники технику толкования сновидений , свободные ассоциации и др. Эти псевдоинструменты служат вполне определённой цели — представить как научную деятельность то, что в действительности является лишь взаимодействием между людьми [9].
Имя Саса ассоциировали с антипсихиатрическим движением х и х годов XX века, несмотря на то, что он не любил, когда его называли антипсихиатром. В годы преподавания в Университете штата Нью-Йорк SUNY Сас оказывал психотерапевтическую помощь людям с «жизненными проблемами», руководствуясь убеждением, что препараты не решают проблем при эмоциональных расстройствах и что понятие «психическое заболевание» и психиатрические нозологические категории являются ничем не оправданной и ничего не отражающей социальной условностью, мифом.
В связи с этим он никогда не пользовался ими. Сас не выступал против психиатрического лечения, однако лишь в тех случаях, когда оно является добровольным, и настаивал, что психиатрическая помощь должна представлять собой услуги на договорной основе, которые предлагают и получают совершеннолетние люди по собственному согласию без вмешательства государства.
В документальном фильме «Психиатрия: индустрия смерти» , выпущенном на DVD в году, Сас утверждает, что недобровольная психиатрическая госпитализация является преступлением против человечности. Сас также заявлял, что недобровольная госпитализация в случае, если никто не выступит против неё, примет масштабы «фармакратической» диктатуры. В отличие от многих своих предшественников и современников, разделявших традиционный взгляд на психиатрию, Сас видит центральную проблему психиатрии не в диагностике и лечении психических заболеваний, а в насилии:.
Основной проблемой психиатрии всегда было и поныне остаётся насилие: объявленное угрозой, но лишь предполагаемое насилие «сумасшедшего», направленное якобы против общества, и действительное насилие, чинимое обществом и психиатром против «сумасшедшего». Результатом становится лишение пациентов человеческого достоинства, притеснение и преследование тех граждан, которых объявили «душевнобольными» [8].
Насилием отмечены многие меры психиатрического вмешательства, но в наибольшей степени насилие выражено в недобровольной госпитализации, которую Сас называет преступлением против человечности. Насилие санкционируют и применяют три стороны:. Подобно всем прочим систематическим, всенародно одобренным формам агрессии, психиатрическое насилие одобрено и принято влиятельными общественными институтами, санкционировано законом и традицией.
Основные социальные институты, вовлечённые в теорию и практику психиатрического насилия, — государство, семья и медицинская профессия. Государство одобряет принудительное заключение под стражу «опасных» душевнобольных, семья одобряет его и извлекает выгоду из этого мероприятия, медицинская профессия в лице психиатрии осуществляет эту деятельность и находит для неё оправдания [8]. Поскольку в психиатрии насилие широко одобряется, то стремление защитить права людей, признаваемых душевнобольными, влечёт конфликт с социальными институтами , ответственными за применение насилия:.
Защищать права предполагаемых душевнобольных значит нападать на целостность общества.
