Матерное стихотворение пушкина
Ты помнишь ли, как за горы Суворов Перешагнув, напал на вас врасплох? А некоторые и вовсе не доходят до понимания фундаментальных вещей, таких как настоящая дружба, любовь и вера в своё отечество. Руслан и Людмила. Силач, тяжеловес, природное дарование, талант.
Но поздно всё, Филон, ее догнав, С ней на траву душистую валится, И пламенна, дрожащая рука Счастливого любовью пастуха Тебя за край тихонько поднимает… Она ему взор томный осклабляет, И он… но нет; не смею продолжать. Я трепещу, и сердце сильно бьется, И, может быть, читатели, как знать?
И ваша кровь с стремленьем страсти льется. Но наш Монах о юбке рассуждал Не так, как я я молод, не пострижен И счастием нимало не обижен.
Он не был рад, что юбку увидал, И в тот же час смекнул и догадался, Что в когти он нечистого попался. К кастрату раз пришел скрыпач, Он был бедняк, а тот богач. В ответ бедняга равподушно: — Я? Не удостоивая взглядом Твердыню власти роковой, Он к крепости стал гордо задом: Не плюй в колодец, милый мой.
Татьяна мнет в руке бумажку, Зане живот у ней болит: Она затем поутру встала При бледных месяца лучах И на подтирку изорвала Конечно «Невский Альманах». Сводня грустно за столом Карты разлагает. Смотрят барышни кругом, Сводня им гадает: «Три девятки, туз червей И король бубновый — Спор, досада от речей И притом обновы…. А по картам — ждать гостей Надобно сегодня». Вдруг стучатся у дверей; Барышни и сводня Встали, отодвинув стол, Все толкнули ….
Шепчут: «Катя, кто пришел? Посмотри хоть в щелку». Хороший человек.. В кухню барышни бегом Кинулись прыжками, Над лоханками кругом Прыскаться духами. Гостя сводня между тем Ласково встречает, Просит лечь его совсем. Он же вопрошает: «Что, как торг идет у вас?
Барышей довольно? Верите ль, с Петрова дня Ровно до субботы Все девицы у меня Были без работы. Четверых гостей, гляжу, Бог мне посылает. Занимаются всю ночь, Кончили, и что же? Не платя, пошли все прочь, Господи мой боже! Гость ей: «Право, мне вас жаль. Здравствуй, друг Анета, Что за шляпка! В деле так у ней горит.
Иль возьмете эту? Он ушел — все стихло вдруг, Сводня приуныла, Дремлют девушки вокруг, Свечка задымила, Сводня карты вновь берет, Молча вновь гадает, Но никто, никто нейдет — Сводня засыпает. Как наш старик трепал вас, живодеров, И вас давил на ноготке, как блох?
Ты помнишь ли, как всю пригнал Европу На нас одних ваш Бонапарт-буян? Ты помнишь ли, как царь ваш от угара Вдруг одурел, как бубен гол и лыс, Как на огне московского пожара Вы жарили московских наших крыс?
Ты помнишь ли, фальшивый песнопевец, Ты, наш мороз среди родных снегов И батарей задорный подогревец, Солдатский штык и петлю казаков? Тот перепугался.
Хоть тяжело подчас в ней бремя, Телега на ходу легка; Ямщик лихой, седое время, Везет, не слезет с облучка. С утра садимся мы в телегу; Мы рады голову сломать И, презирая лень и негу, Кричим: пошел! Но в полдень нет уж той отваги; Порастрясло нас; нам страшней И косогоры и овраги; Кричим: полегче, дуралей! Катит по-прежнему телега; Под вечер мы привыкли к ней И дремля едем до ночлега, А время гонит лошадей.
У Кларисы денег мало, Ты богат; иди к венцу: И богатство ей пристало, И рога тебе к лицу. Мой друг, уже три дня Сижу я под арестом И не видался я Давно с моим Орестом. Спаситель молдаван, Бахметьева наместник, Законов провозвестник, Смиренный Иоанн[1] За то, что ясский пан, Известный нам болван Мазуркою, чалмою, Несносной бородою — И трус и грубиян — Побит немножко мною, И что бояр пугнул Я новою тревогой,— К моей конурке строгой Приставил караул.
Иной имел мою Аглаю[1] За свой мундир и черный ус, Другой за деньги — понимаю, Другой за то, что был француз, Клеон — умом ее стращая, Дамис — за то, что нежно пел. Скажи теперь, мой друг Аглая, За что твой муж тебя имел? Раззевавшись от обедни, К Катакази [1] еду в дом.
Что за греческие бредни, Что за греческий содом! И вотще ты пятишь грузно, Маврогений мне милей». Здравствуй, круглая соседка!
Ты бранчива, ты скупа, Ты неловкая кокетка, Ты плешива, ты глупа. Говорить с тобой нет мочи — Всё прощаю! Вот еврейка с Тадарашкой[3] Пламя пышет в подлеце, Лапу держит под рубашкой, Рыло на ее лнце. Весь от ужаса хладею: Ах, еврейка, бог убьет! Если верить Моисею, Скотоложница умрет! Ты наказана сегодня, И тебя пронзил Амур, О чувствительная сводня, О краса молдавских дур. Смотришь: каждая девица Пред тобою с молодцом, Ты ж одна, моя вдовица, С указательным перстом.
Не хочу судить я строго, Но к тебе не льнет душа Так послушай, ради бога, Будь глупа, да хороша. Недавно тихим вечерком Пришел гулять я в рощу нашу И там у речки под дубком Увидел спящую Наташу. Не попробовать ли сзади! Там всего слабее он. Орлов с Истоминой в постеле В убогой наготе лежал. Не отличился в жарком деле Непостоянный генерал.
Не думав милого обидеть, Взяла Лаиса микроскоп И говорит: «Позволь увидеть, Чем ты меня, мой милый, ёб». Кто всех задорнее ебет? Чей хуй средь битвы рьяной Пизду курчавую дерет, Горя, как столб румяный?
Хвала тебе, расстрига-поп, Приапа жрец ретивый! В: клокочит Вотще под бешеным попом Лежит она, тоскует, И ездит по брюху верхом, И в ус его целует… Вотще! А: нежной. Так иногда поэт Хвостов, Обиженный природой, Во тьме полуночных часов Корпит над хладной одой. Всю ярость праведных хуев Тебе я возвращаю. Поди, еби Малашку вновь! Но слушай: изо всех певцов Никто меня не славил.
А: я Хвалы мне их не нужны! И что за нужда подражать Бессмысленным поэтам?
Последуй ты, ебена мать Моим благим советам. И блядь во блеске наготы Насилу с ним рассталась. Пером владеет, как елдой, Певцов он всех славнее, В трактирах, в кабаках герой, На бирже всех сильнее! И бабы, и хуистый пол Дрожа ему внимали, И только перед ним подол Девчонки задирали. И стал расстрига-богатырь Как в масле сыр кататься, Однажды в женский монастырь, Как начало смеркаться, Приходит тайно Ебаков И звонкими струнами Воспел победу елдаков Над юными пиздами. И поп в постелю нагишом Ложится поневоле.
И вот игуменья с попом В обширном ебли поле. Не тужи, дорогой, и не ахай, Жизнь держи, как коня, за узду, Посылай всех и каждого на х. Не те б. Нас не заманишь титькой мясистой! Кончил правой, работай левой!!!
Нам е. Не надоест х. В обе дырки гляди - не поймай сифилис. А то будешь перед врачами корчиться! Эй, онанисты, кричите "Ура! Лежу на чужой жене, потолок прилипает к жопе, но мы не ропщем - делаем коммунистов, назло буржуазной Европе! Пусть х. Мне все равно, кто подо мной - жена министра или уборщица! Прощай, холодный и бесстрастный Великолепный град рабов, Казарм, борделей и дворцов, С твоею ночью, гнойно-ясной, С твоей холодностью ужасной К ударам палок и кнутов.
С твоею подлой царской службой, С твоим тщеславьем мелочным, С твоей чиновнической жопой, Которой славны, например, И Калайдович, и Лакьер. С твоей претензией - с Европой Идти и в уровень стоять.
Будь проклят ты, е. Николай Некрасов Выпил русского настою, Услыхал "ебёну мать", И пошли передо мною Рожи русские писать. Алексей Добряков Когда расступаются тучи И с неба сияет звезда - О члене большом и могучем В мечтах молодая пи. Не все, что судьба предвещает, Имеет достоный конец.
